Впереди застыл небосвод. Между облаками просвечивали пятна солнечного света, но лучи, несмотря на их яркость, ничего не придали красочности уже залитому кровью полю битвы. Вкрапления разных оттенков фиолетового, тусклого оранжевого и затухающего желтого покрывали просторы вокруг, как будто безразличие божественного создания к гибели людей игнорировало весь этот хаос и насилие, пронизывавшие воздух.
Болконский лежал на земле и по-прежнему смотрел вверх. В его широко раскрытых глазах отражалась нелепость всего этого – страсть к власти, страсть к уничтожению, страсть к смерти. Что заставляет мужчин и женщин вступать в сражение, кровоточить на поле боя, приносить столько мучений и страданий другим существам? Очевидно, что не только политическая игра и стремление к личной мощи не могут полностью объяснить всю эту гибель. В глубине душ каждого солдата, повод броситься в огонь, кажется прекрасным и благородным. Но как можно найти красоту в гибели и крови?
Сквозь небо пролетали огромные скопления птиц, будто воплощение свободы и неуязвимости. Их прерывало кружение орлов – символов мощи и величия. Болконский завидовал им – свободе, независимости, отсутствию нужды сражаться. Он желал, чтобы и он мог скользить по небу, беззаботно мчаться в дальние края, не замечая ни боли, ни горя. Вертела головой разная мысль, перекрывая друг друга, как вихрь – они танцевали перед его глазами, украденными радостью.
Взглянув на поле битвы, Болконский понимал, что это такое – человеческое бессилие. Ничто не может остановить этот порочный круг насилия, смерти и разрушения. Он слышал стоны и крики раненых, видел, как мгновенно теряются жизни, пылающие завоевания сокрушаются и рушатся, и чувствовал бессилие. В это мгновение осознания Болконский понял – ни одна война не может принести мир, ни один человек не может избавиться от своих глупостей и амбиций, чтобы найти истинное счастье и смирение.
Он всегда был искушен аристократическими иерархиями, привык доказывать свое превосходство и право на власть в мире, где деньги и звание были единственными мерами ценности. Болконский думал о своем отце, о его собственной непоколебимой вере в свое предназначение, в его обязанность перед Родиной. Теперь эти идеалы казались ему пустыми и обманчивыми, они уносили с собой те, кто верил в них, и остальных оставляли с рукой в крови.
Глядя на небо Аустерлица, Болконский решил сомневаться. Он задал себе вопрос – в чем же счастье? Что может придать смысл всем этим трагедиям, чтобы они не были просто суматохой и безумной погоней за властью, богатством и военной славой? Болконский осознал, что истинное счастье лежит не во внешних достижениях, а в умении видеть красоту в каждом мгновении, в любви и сострадании, в малейших радостях и благодати, которые жизнь предлагает нам на каждом шагу.
Он вспомнил, как еще в детстве его отец учил его быть благородным и справедливым, несмотря на весь мир. Но Болконский тогда не понимал, какой ценой достигаются эти идеалы и что они могут привести к бессмысленным смертям и кровавым конфликтам.
Теперь, лежа на берегу Аустерлица, он нашел ответ на свой вопрос – в том, что нет счастья без мира, нет мира без смирения и принятия друг друга. Вся эта кровь и смерть, страдания и разрушения, кажется, нашептывала ему истину – что мир начинается с каждого из нас. Чтобы достичь этого, нужно преодолеть свои человеческие страсти и амбиции, научиться видеть красоту и доброту в каждом, даже самом маленьком проявлении.
Сила благочестием в будущем могла бы изменить мир, но Болконский теперь понимал, что искусство и музыка, любовь и сострадание, могут одинаково воспитывать доброту и смирение, что они могут объединить и перевернуть мир намного глубже, чем любая армия или политическое движение.
Теперь, когда он смотрел на небо Аустерлица, Болконский видел там не только разрушение и смерть, но и надежду. Он увидел свободу, возможность изменить мир, увидел, что небо дарит нам возможность преодолеть наши слабости и построить более справедливое и счастливое общество.
Следовало лишь найти в себе силы сделать первый шаг. И Болконский решил, что с готовностью и смирением, с любовью и состраданием он будет следовать этому пути. Он обещал себе, что станет агентом этого быстроменяющегося мира, где стреляющие враги смогут стать теперь друзьями и противоречия будут проливать не кровь, а идеи.
И если даже весь мир окажется против него, Болконский будет продолжать стремиться к идеалам справедливости и мира. Он понял, что это станет его судьбой и предназначением, а сравнительный мир между людьми и нациями – его плодом и наградой за все мучения и страдания, что он увидел на этом поле битвы.
Небо Аустерлица теперь было для него не только свидетелем гибели, но и свидетелем его преображения. Он лежал на земле и больше не видел только хаос и разрушение – он видел их, но видел и то, что лежит за ними, все те возможности, все те моменты счастья и красоты, которые он воспринимал на этом поле битвы, на этом небе Аустерлица.