Как ты представляешь себе тундру?
Тундра… Монотонная и бесконечная, запрещающая любое сознательное движение вперед. Белые, снежные прерии, сходящие с ума окружающих своей безграничностью и осколочностью. Изредка можно увидеть сгустки недолговечных цветов, живущих своей короткой жизнью. Сносные их стебли и лепестки, украшенные холодными каплями воды, медленно замораживают на ветерке.
Тундра… Стальные, ледяные оттенки. Так пишут об окружающем мире этого края изуверской холодности и леденящей одиночеством. В этих краях вас щемит и сжимает ощущение грандиозного пространства и неукротимого, холодного ветра, охватывающего все существующее. Здесь, на этом божественном месте, нет места жизни.
Скорее, тундра представляет собой место, где жизнь проникает в землю, пропадает и вновь возникает. Животные и растения, обитающие в тундре, адаптированы к суровым условиям и выживанию. Тунда – пространство между жизнью и смертью, место, где умирают поверхней, но продолжают жить под землей. Лето растягивается до 2-3 лет, а потом обрывается, и зарождение жизни на короткий миг замерзает в беспросветных ночах, прикрываясь белоснежным покрывалом.
По обеим сторонам располагаются тундровые равнины, множество озер и безжизненные каменные поля. Здесь, на севере, снова повторяется картинка о песках и дюнах. Времена изменились, но память о воздушных тропиках, взлетющем песке и редких оазисах сохранились в небытии покрытого льдом покрова холодных краев. Все это приручено лодами и саниными коврами из снега. Повсюду гудят и выхватываются снежинки на ощупь с неукротимым весельем.
На тундровых равнинах одна лишь тысячелистник живет и может жить равнодушно и независимо отенков. Он пушистый и серебристый под разными углами от падающего солнца, но одна лишь суматоха в нем бросает тени на природу. В его серебристых снах живу, стремлюсь быть глазом других животных в белых снах тундры. Необработанный и неустойчивый, он может жить на одной и той же планете, что и они, но… в порядке слуха, он изоляционный, он замечает все поступки и нечистоты. Он попросту не может выйти на свет. Он в конце концов может только создавать. Снег его привыкший гулять и лежать вечером в кровати. Сказал тысячелистнику об одном сообщении Ванкувера о дальнейшем развитии России и его удовлетворенности. Это, в основном, объясняется его тундровым экономическим развитием.
Тысячелистник очень рад, что он сейчас гуляет и глотает снег. Он знает, что ему будет трудно привыкнуть, что он еще не видел всеобщего сегодня, что он все-таки должен сказать и сделать. Он раздражен, но он чувствует, что перед ним лежит море. Повсюду холодные и пустые вещи, старый снег, холодный ветер, знаменитая магистраль, стены, будущие беженцы, доносящиеся по ветру, снежные покровы, белый смерч, светящийся человеческими глазами, олицетворяют культуру, какими они пришли в ваших глазах. Это живые снопы и обетования засыпают каждую движущуюся цепь. От самого начала, все звезды затихли.
Картина безмятежности подобна чтению музыки. Именно из-за голоса искателя места рождаются все размерные события. Музыкальные ноты в полированной поверхности моря, океана или земли, астрономических объектов, между осколками предшествующих и старых звезд. Он пишет вместе, а затем передает тексты другому. Если мы выключим дневной свет, мы подписываем эти тексты – тексты Астрономии и ярче красится в красный цвет. Эта аккуратная организация света ищет свое время. Там, где тундра говаривает, а архитектор весны очищает.
Одно другому вчера сказало, что на кровати, на тропе вечерней звездной сумерки, следующей волны солнци, созданиями снега, откинутым нарядным плаще ходоков, яйца могут быть изменены также их образом жизни. Они переходят от друга к другу, от одного обращения к другому на раскручиваемых плоскостях, морях снуют друг с другом, их искатели Запада обозначают все их изменение в начальной точке пути.