Оставленный наедине с собой, шею слегка наклонив вправо и улыбку на устах, он рассматривал своего сына, сидящего на заднем сидении машины, припаркованной на городской улице. Был самый знойный день года, когда асфальт раскаливается до предела, а воздух стоит настолько непереносимый, что даже ветерок вроде бы несет в себе слои горячего пара. Как ни странно, его сын не показывал ни малейших признаков дискомфорта, не сопровождалось его мрачным или испуганным выражением лица. Будто бы он был абсолютно равнодушен к жгучему солнцу и тропическому климату, обычному для этих краев. Он просто наслаждался отдыхом, как будто не замечая, что на улице – выжигающая жара, и что человек не может безопасно находиться в таких условиях в течение длительного времени.
Но, разумеется, это был всего лишь иллюзия, состояние покоя, которое странно встречалось русскому прямоугольному зеркалу. Он хорошо знал, что его сын не может и не должен находиться без присмотра на раскаленном сиденье машины, что любой ребенок быстро испытает нестерпимое недомогание, а затем и боли. Эта сцена на экране его воображения была не чем иным, как выводом его собственной жестокости, его злости и мести.
Он припомнил, как его жена, еще зимой, предложила ему разделить заботу о сыне, когда тот еще был детского возраста. Она хотела, чтобы он вместе со своим отцом стал образцовым сыном, хотела, чтобы он проводил с ним больше времени, чтобы учил его самостоятельности, креативности, мужскости. Но его работа отняла у него столько времени, что в конечном итоге его сын остался без родительского присмотра. Он понял, что его решение оставить сына на несколько часов в горячей машине – это его безумие, его внезапное осознание того, что он не успел справиться с ролью отца, что его отсутствие и нежелание проводить время с ребенком привели его к этому отвратительному акту родительской непринужденности.
А может быть, это было просто признание того, что он, хотя и в жестокий способ, все же взял на себя ответственность за своих действий, за собственные неудачи как отец и супруг. «Это было необычно, – подумал он, – моя жена всегда говорила, что я слишком суровый отец, слишком фокусированный на своей работе. Но, может быть, она имела в виду не только мои внешние проявления, но и более глубокие причины, мою внутреннюю борьбу с собой, которую я скрывал от всех, включая и самого себя».
Он вздохнул, продолжая наблюдать за своим сыном в машине. Он знал, что это опасно, что его сын мог пострадать от перегрева организма, а может даже и умереть. Он знал, что нормальный отец бы никогда не согласился на такой эксперимент над своим ребенком. Но что теперь, что уже сделано, то уже сделано. Историю трудно изменить, лес пройденных жизненных этапов невозможно откатить назад, как камень вниз по скату холма.
Он закрыл глаза, стараясь забыть о всем и позволить себе насладиться этой единственной минуткой покоя. Конечно, его совесть тяготила его, в глубине его души он понимал, что должен быть наказан за свои грехи, но сейчас, сидя в этой машине, он решил не позволить себе сомневаться в своих поступках. Он просто хотел понять – что значит быть отцом, что значит заботиться о своем ребенке и как получить прощение, несмотря на свои поступки. Он знал, что эти вопросы никогда не будут иметь однозначных ответов, но надеялся, что его сын сможет простить его любым образом и в конечном счете сможет научиться прощать себя и других.
Он открыл глаза и посмотрел в зеркало заднего вида, где вместо своего сына он увидел свою собственную пустую душу – уставшую и разоренную от неудовлетворенности и неприятия собственного «Я». Он понимал, что история его жизни – это нечто большее, чем просто фильм или книга, он был действующим лицом в этом «фильме», он создавал свою историю и каждый день определял свое будущее.
Он вздохнул, готовясь вернуться к реальности, к своей роли отца и мужа. Он знал, что пока он не может изменить прошлое, он может изменить будущее. Он свернул шею обратно в нормальное положение, затем помахал рукой своему сыну и быстро вышел из машины, готовый вернуться в реальный мир и бороться за прощение и любовь.