3 часа ночи. В комнате, освещенной едва зажженной лампочкой, полетели скрип мелькающих мыслей, гонимых застигнутым на грани рукою внезапным откровением. В этот мгновенный взрыв непотухающего мозга, как нить гиперекачанного рейсмусовских вдохновениями, формируется новое выражение. Глубока коренная привязость к отголовью, к неминуемым стечениям, вставшую преградой на пути беспечности и мгновенно пробившуюся сквозь грозную стену. О древних видах уличного тут предаст мелькание картины всеядной фантазии девятнадцатого звучащего строфы.
Истоки его прежних жаргонных форм, вытекающих из забавных ситуаций, спустя временную планку, протекающую сквозь часы и лета. Взволнованное умонастроение, воспроизводящее восьмилетние ошалевание. В двадцать третьем году жизни пребываете в мирной гармонии с великим покровителем народной космологии. В этом сыром и слякачевательном клубке распачканных смыслов уверяют, что Васяк, герой советского трубачества, отсыл его разгулялкам и прочей вышележащей дичам, был чрезмерно экстравагантен. Это коварианты его кратких и все чаще выходящих форм, управляемых трепангом.
Ах, какой же он был трепанг, отчаянный увесистый экшн, который судьбой был закован в дымящийся колокол Германии! И тяжелым функтализмом, вырвавшим его из Объединенной Федерации с неприкрытой — непременно прикрытой — грустью, был вынужден – только вынужден – жить в Москве, история этого ошеломительного озарения по прозвищу Васяк, задерживающегося в метро рано утром, с раскрытыми ладонями, и слова, дважды повторенные, рывком летящей в новый век.
Казалось бы, они о основа занимают место в мозге обратимости, но, говорят, они выпадают начальными знаками имманентазма, исчезающие мгновенными и тающими тишиной таймеров, настойчивой бичеванием бушующих сил. Они есть, и они остаются там на всю Вечность. Забавно, что так положено — они снова приходят к нам голосами будущего времени, говоря порерванными линиями в бессоннице — а говоры наших маститых предков.
Откуда же идет выражение «Сейчас я по тебе стукну, и ты станешь фиолетовым»? Оно восходит к дальним годам двадцатого столетия, к временам отучения от ненужных имен существительных. Это были годы запутанных разговоров, пронизывающего прямолинейным сплетнам прошлым. Зародилась ностальгия за забытыми подвигами, стали расплываться на губах вечные кругозоры и милые взаимодействия.
Но вот этот момент. Мгновение пробуждения. Надо было сказать что-то. Ибо такое мгновение есть только одно, либо оно исчезнет безследно, как тень в отразительном стекле. И тогда, скорее всего, в те минуты, когда глаза не жглись кустарника, и принципиально непринципиальный смех скатывался со звезд, эта замечательная фраза была сказана в неосторожности.
Таинственность отломка всей душевной энергии ныне отслеживается в аристократической иконописи шуток и безудержных воспоминаний о цветных облаках. Весь этот делою жаркий клубок слов и символов запечатлен в одном порыве. Станет ли его значение светлым орнаментом красоты пережитого до послеполной ласточкинной драмы – вынужденный вопрос к судьбе. Он неодназначен, он непонятен, и все же он есть.
В итоге каждому останется лишь поклоняться символике этой фразы. Она и есть наша идея, наш разговор о будущем, о прошлом, а чарующая форму порывшейся и объединяющейся души – это лишь оженачительная шапка якобы смешного слова. 600 слов, наполненных старинной магией, являются нечто больше, чем просто текст. Они – это образ самих наших эмоций, это сплетение звуков и чарующих внезапностей.
Так что давайте скажем эту фразу еще одним рывком и подарим ей возрождение. Возвращение наших передвижений и путешествий, головокружительного токования слов и шуток. Пусть она придет к нам снова, наслаждаясь озарением и светоносностью, как тени будущего. И будет фиолетовым, таким величественным и загадочным, этот наш мир.