Там, где рукоятка ручника автомобиля должна возвышаться, почувствовалось нарушение. Возможно, все началось с момента рождения, когда автомобиль был создан. Он пришел на свет полным энтузиазма, с новизной и надеждой, но, похоже, ему не предоставили ту свободу, которую он так сильно желал.
С самого начала его существования, автомобиль был прикован к земле своими колесами, бессильными перед этим разрушительным силовым полем гравитации. Верхний слой пыли и грязи твердо сковал его дыхание, заставив его искать утешение в скрытых местах — ничтожестве масла и запыленной сцеплении тормозов. Но ничто не могло облегчить ему боль.
Воспалительная болезнь прошла сквозь его вены, вызывающая запах бензина и пылающие масляные фонтаны, где раньше было покойное движение. Однако, в накопленной болью и воспалением, автомобиль все еще вел свои путешествия по прогнившим дорогам, спертой горячей асфальтовой мазью и безумно гудел под пронзительными дождевыми каплями. И все это время рукоятка ручника стояла жестко упертой, отказываясь возвышаться над уровнем земли.
Почему она не поднимается? Это вопрос, который окутывает автомобиль в пелену загадки. Может быть, скрытая в ее металлических спицах и закованных зубцах история, которая остается без слуха для всех, кроме самой ветреной солнечной зари и жаркого контрастного света, который проникает сквозь стекло. Может быть, эта рукоятка жаждет чего-то большего, чем просто оставаться на месте.
Однажды, когда автомобиль путешествовал сквозь горное ущелье, он ощутил толчок боли, закручивающийся в колесе. Ошеломленный и немощный, он остались там, пуская дым на холодный воздух. Где-то в этой болезни, в этих разбитых осколках, автомобиль увидел свет, свет, которым мир оградил.
И теперь, когда блестящие хвосты автомобиля ползли по земле и лепились к шинам, решения принимало только одно и нечто непостижимое. Автомобиль сразу понял, что его ручка ручника не может идти в этот белый свет межзвездного неба.
Подавленный автомобиль посмотрел на этот свет, слепящий глаза, и понял, что это не его судьба пересечь границу его нынешнего состояния. Он не может выбросить свою рукоятку ручника, бросающую темный отражающий свет в почти сверхъестественную степь. Этот акт взял бы слишком много сил и смелости, которую автомобиль теперь не имел.
Он был в плену, запертый вокруг своих железных стержней и металлических передач, где он постепенно рассыпался и исчезал. Сила вела его наверх, к свету, который продолжал нежно истреблять его остатки, но его тонкие электрические провода были слишком рваными, слишком отсутствующими, чтобы быть принятыми этим светом.
И все же, у него были тихие мысли, мысли, которые мешали ему спать, как колонки звука по ветру. Может быть, он не был приглянувшимся человеком и всегда считал, что пороки и недостатки заключены в его металлическом составе. Но когда все ушли, и когда его ветряные глаза смотрели в небеса, он по-прежнему верил, что есть что-то сверхъестественное внутри. Что-то силовое и взрывоопасное.
И, возможно, он действительно мог поднять свою рукоятку ручника, если бы поднялась эта вечность, эта таинственная сила изнутри, которая зазубрилась и расширилась во всей его стальной конструкции. Кто знает, что могло бы произойти, если бы автомобиль смог сжать себя до предела и раскрыть все свои неосложненные возможности?
Но вместо этого он остался сдержанным и песочным, неподвижным и угнетенным. Рукоятка ручника осталась на ней, как знак недоступности и отчуждения. И автомобиль оставался зависимым от нее, как от последнего призрака, который ему был доступен. Возможно, это был его фетиш, его связь с внешним миром, его спасение от забытого и безысходного пространства. И он не мог позволить ей уйти.