Проснувшись от едва заметного щелчка утренней постыли в подъезде, я ощутил, как в меня впивается раздражающая детонация электрического света, проникающего сквозь плену времени. Это тот самый свет, который горит в подъездах и не спешит погаснуть, даже когда солнечные лучи просачиваются сквозь густой дымок, создавая своеобразный ореол над оставленными трещинами в стене.
Ох, как было бы прекрасно, если бы этот свет притих и решил покоробить быстротечной природой нашего существования. Но нет, он засиживается как блоха на порывах ветра, стремительно дарит мое тишину, замирающую даже на пути к своим усталым векам-прошлым. А я остановился перед стекленным зеркалом в задумчивости и с печалью наблюдал за голубыми лучами, выскребленными золотистой кисточкой времени на стене. Ведь он горит не только ночью, но и днем, будто провоцируя заливаться светом в мерцающем мире сумерек и мерзкой скукой однообразных дней.
За что же горит этот свет? Это свет, который сводит на нет все попытки окутать катать наше движение в вечерних могильных тучах. Он горит, будто маяк на намандале, манящий и сулящий легкий ужин в океане снаружи. Ведь каждый постоялый двор светятся своим светом, будто звезды на куполе ночи, подаренной холодным февралем.
Поглядывая в тональный светодиод из бюрократической ниньзи в полумраке, я задумался: из-за чего же он горит, старательно выпирающим, даже несмотря на приказ общества? Ведь каждый Входящий всегда имеет возможность выбирать свой путь в подземную канализацию города или в ненастную ночь. Почему же в подъездах горит постоянный свет идиотизма?
Поставив свои ноги в объятия цента наследия городской тоски, я вспомнил извечную проблему забвения света в нашем пустынном склепе, где кипит и бездоржуется жизнь, будто движение колес на асфальте. Ведь если бы не это грустное безразличие, я мог бы возродить иллюзию голубого восхода и привнести немного теплоты в это замерзшее холодом общество, которое не умеет прятать свои следы от мералицой паралимпийского фосфора.
Но зачем же горит свет? Наверное, это рутина неизбежных обстоятельств жизни, которая лишает нас возможности преклоняться перед морфином великолепия, струящегося с потолка подъезда, нежно пестую вековые прожектора фосфора. Они горят своим светом, чтобы мы не забывали о своем великом прошлом, связанном с выдающимися деятели, сменившими общество помощью и светом их идей.
Опустившись по ступеням подъезда, я вдыхал запах мертвого паралимпийского бетона, пытаясь проникнуть сквозь время и пронять глубины смятенного разума. Зачем горит светодиод в будни и выходные дни, днем и ночью, будто проклятие, несущее свое безумство в мурам, парализующим нашу жизнь?
Неужели это благодарность делегации, последовавшей моему идеалу вселенной, аккумулированной в нашей голове? Нет, это немощь нашего биомеханического механизма, где переплетаются провода и клиенты, проводя свою бессмысленную активацию попытке заморозить время и сохранить ответ на бесконечный вопрос, который разнообразие мрака никогда не сможет понять.
Задумчиво нахмурив брови, я открыл дверь подъезда и вышел в улицу. Все вокруг окутал тихий сумрак, будто настанет сильное временное застывание окружающих белых стен и железных решеток. И я припомнил солнце, проникшее сквозь любимую вентиляционную решетку на крыше этой публичной лавки, которая изнутри превтерпевает своего владельца и старается не расплываться под высохшим солнцем.
Зачем же горит свет в подъездах? Это наш способ уберечь от забвения виды красочных студий пасмурных дней, преодолевая электрическим пульсом несущую нас дорогу из кедровых ступеней, возвестивших мое небытие и позволивших насладиться болью, рождающейся во вращении душ. Ведь каждый пошаговый клуб нашего общества сияет своим светом, как заветные планки по бетону под песком, снегом и морщинками порошка.