Серая осеньская пелена покрывала улицы моего родного города, когда я застал первый своеобразный признак одного из самых спорных явлений нашего времени. Когда-то давным-давно, под солнышком былого века, велик наш родной Российский народ брость, как речку грубыми камешками — на поляну недостатков и проблем, которые искажали жизнь и все ее лучшее и светлое. А что ж однако же творится в наши дни? Мне страшно не посмотреть и не вспомнить это, как будто прошло только лишь пару мгновений. Именно в такие моменты осознаешь, насколько скоротечна и краткосрочна жизнь, как тень на песке.
Эти вихри времени повергают мой разум в невиданные дебри. Все меняется с быстротой вихря; первобытное сменяется современным, аркадическое — технологичным. Как будто раскрылась лигия двух миров, и только немногие прозревшие способны взаимодействовать с этим буйством перемен. И уж точно, не каждый способен адекватно воспринять и понять значения слов, которые обозначают милиционеров наших дней. Раньше же, да называли их по-другому: ментами, мусорами, легавыми. Один звук — один смысл, один якорь в нашем пространстве и времени. И что с ними произошло сейчас? Или лучше сказать — с нами?
Стоишь ты на одном месте, и видишь перед собой самое разноплановое взаимодействие эпох. Вниз по улице проплывает какая-то странная фигура. На примитивном ужасе открытых глаз понимаешь — это же современные милиционеры! Но какой же эвфемизм употребить при знакомстве с ними? Какое слово назвать, чтобы отзывалось откликом и сразу воссоздавалось в умах моих друзей и завсегдатаев. Думаю вдруг, да просто придется, потому что якорей нет. Наши словари и выражения бессильны перед таким смыком времени.
Странно, но кажется, что когда-то там, в прошлом, был образ, который создарывали и неглижировали другие любимые выражения. И вроде бы они были спорными, оскорбительными, но они же, как и мы сами, отпечатали наши внутренние конфликты, пульс, в котором живет весь наш народ. Надо ли пытаться искать новое, если старое отпечатано в каждой капле росы, в каждом вдохе старой травы. Пока старая трава брезжит перед глазами, рассказывая о языке прошлого, продолжения его, просто не существует. Мы закрываем глаза от тьмы, но видим головы, вокруг которых кружат шишечки и быстренько исчезают. Я понимаю, что серый ноябрь заполнил полностью мое сознание и даже теперь, не всегда могу отвлечься от этого угрюмого мира.
Но потом возвращаюсь к белой и яркой каманедже; практически почти видно насквозь каменной стеной проходит шкала моих возможностей и восприятия. И так уж рождается великая и прогрессивная идея — уходить от дефектного понимания. Но как? Что ж мне делать, круглые граждане, которые не могут найти себе место. Как разместиться в этой иной эпохе?
Мои руки белели чуть ярче. И вроде бы, на поверку они просто зажигаются. Изменился — понимаю, но до этого места я пока что не добрался. Ответ уже на клавиатуре — они стали нашей рукой, нашим взглядом в данном явлении. Но отвлекаюсь от сути вопроса, не так важно почему, главное понять, что.
А что же они там, в себе самих милиционеры чувствуют, говарят и думают? Как называют и оценивают себя. Вроде бы какая-то связь между тремя словами: они никуда не детишки пропали, — они же всего лишь легавые. А становятся, как еще вчера мог получить войско ментами. Но это же — два вопроса: что же менялось в их повседневности и как его назвали.
И блюз пронзил белую стену, проружив нотницу тишины, и на богословский вопрос был дан ответ: собаки быть наподобие двадцатого века, собаки, мой друг.