Сёмий апрельской русской зимы, промозглыми пальцами прошмыгивали по просторной бумаге, словно по полотну души, мои секущие перышки. Я вгрузился в задумчивость, будто в клубок подстывающего снега, который медленно теплится у блеска свечного огня. Задуматься над загадкой — открыть окно в неведомо что, покой и спокойствие натолкнулись на снуру, а кровь заторопились в жилах.
Недоумение замораживало меня, словно последняя лист опавшей листвы, пытаясь замлеть точку размытых контуров. Время сочувственно протягивало серые нити вопросов, неожиданно обвивая будни реальности паутинкой, чертежного еще дня. А слова, страдая от тоски родного мира, порывались к свободе, к новым идеям, как птицы к северу. Я закрыл глаза, прищурил веки, пытаясь разглядеть ясное звено, влажный глазок того загадочного калейдоскопа.
«Сканворд» — слова, вибрирующие на бумаги, наполняющие пространство красочной паудой, оживлявшие интерьер тишины. В них спрятано множество ответов, готовых взорваться, треснуть свою скорлупу, дать отпор внешним манипуляциям. И я, мой дорогой, над этой мозолистой задачкой сидел и долго, долго размышлял, слагая тысячу и одно слово, скручивая плеть историй, шлицующих на пурпурных листьях осеннего дня.
Ах, эта молчаливость, мыслительный процесс, болезненный и прекрасный, одновременно поражающий и вдохновляющий. И слово, оно прячется как змейка, изгибаясь, скрывая свои эсперанторы, катаракты и сифилисные лабиринты. Какое слово обернулось загадкой? Неведомо, молчание сжалось, глушит серым камнем, прижимает к груди и продырявливает холод тупым кинжалом.
Мечи повешенной над землей аллегории разбавляют листочки решетчатой клетки, становящейся всё разноцветнее, пестрее и живее, стремящейся выдать свою графику, свои безумные бредни. Но я, я иду в ногу со временем, подпекаемую само возбуждение творчества, стремлюсь наполнить пустоты этого атмосферного кафе новыми красками. Слова обретают сквозь время свою мудрость, свою сущность, свое обличье, выплевывая истину сквозь выдумку и фантазию.
Лесник — этому слову многое подвластно, он ликует в сияющих тайнах светозаря, бегает веселыми берегами реки, наживаясь даровами земли и несмелости людской в сиянии мельчающего тумана. Лесник, коим мальчишка пускал в ход ружье, спрятан в уголке, словно незримыми пальцами, шевелит мотыльками, пахнущими снежными фруктами, и усмешкой на губах янтарного листа правит.
Пять букв, что это? Замысел, похожий на крыловскую басню, одну из жемчужин русской литературы. Однако, лишь немногие частички света знают о сущности этих буковок, о том, какое слово матрицей переехало в мир несбывшейся мечты и стремится излучить яркость в капризный и холодный мир окружающих обид. Возможно, ответ кроется в звездах, которые нарядились в снег, и танцуют веселые танцы на льду, едва не стирающие их нелегкую работу борьбы с одиночеством.
Так и продолжается эта паутинка, закручиваясь в нити на пальце раздумий, исче- оеньный путник, ничего не зная о том, что скрывается за пределами его мечты. Ответ таящийся в постижении картины, в объединении внутренних пламенных партий с похожими на зеленое зарево на пруду цветами. Этот секрет знают лишь те, кто готовы заглянуть за полотно в капризный мир слов, ответов и загадок. Именно в таких мирных лапках покоится ответ на загадку с «сканвордом».
Минуты превратились в часы, секунды — в вечность. Буря эмоций набрасывала тени на неясной головой, приближая к словам, до которых тянуло ничто и все. Остановиться, задохнуться, замереть летящей стрелой и пойти в упор о oi. Возможно, только таинственные объятия питают странное контролем, и ярко-зеленый аромат посылают нам кого-то. Ответ букву «м» спрятал в свою палатку и не отдаст. Но я, я терпелив и настойчив, как веточка клена, успевшая распустить свою зелень едва не до самых заморозков.
Ружье — это оружие, бросаемое Богом. В его глазах меркнут подуманные огоньки, и он оправдывает себя тем, что он дает охранный ответный удар. Лесник берется за ружье, и его спокойствие превращается в мощное существо, сжатое на мощных плечах. Вода бежит по тропинкам, уходит вглубь по веяниям нитями мечты, даром тайнясь от наших глаз. Оно бежит, и грязь пачкает мое пищало, делает неразличимой контурную линию между вчегоднишним днем и завтрашним днем.