Спокойное майское утро в Российской Империи медленно превращалось в душное летнее день, когда я решил прогуляться по провинциальному городку, пристанищу своего младенческого юности. Узкие улочки, выложенные булыжником, были почти пустынны в это время суток, и только редкие прохожие, глядящие под ноги, создавали иллюзию движения в этом спящем мире. Под воздействием легкой атмосферы майской росы, мое творчество начало просыпаться, и я решил за вдохновением отправиться в старую аптеку, которую занимали добрые и мудрые монашки.
Вафлиния, именно так называлась аптека, была наверное старше меня самого, и ее потертые и обшарпанные стены скрывали в себе богатство знаний прошлых лет. Каждый раз, приходя сюда, я ощущал волшебство, которое осталось витать в воздухе, между самыми мелкими пылинками, будто время здесь замирало, и моя душа успокаивалась.
В этот раз моим вниманием привлекло необычное устройство, стоящее в дальнем углу аптеки. Этот агрегат, напоминающий старинную мантру, выполнившую свое назначение, был облачен в таинственную пелену пыли и запылилась давно умерших лет. Неутомимо осведомительный характер моего разума не позволял мне пройти мимо, и я подошел ближе, чтобы рассмотреть его подробнее.
Этот аппарат представлял собой щупальцеобразную конструкцию, с множеством деталей, странных и необычных, настроенных на самую высшую точность. Мой дух проникся восхищением, ведь в те далекие времена такая техника была чем-то невообразимым, почти магическим. Но что же это за артефакт и к каким целям он использовался?
Медленно и осторожно прочистив запыленные колесики и регулировочные кнопки, я вершиной одного пальца аккуратно нажал на секретный рычаг, который привел в движение мою новую наследницу, очень странную и необычную кинокамеру. Страницы черного ее восьмимиллиметрового барабана плавно периодически прокручивались, накрывая сцену, наполненную разумом, творчеством и мудростью.
Внезапно передо мной возникло лицо ветерана войны, бледное, но выразительное, словно прекрасное полотно мастера. Его глаза были полны боли, потерь и надежды, его губы чуть-чуть открылись, как будто мужество хотело вытекти в любое время. Отрывок, который мне удалось увидеть, был так неповторим, как невозможно провести ночь в восточной этюдницы. Меня прокатило по воле приплывающих на челночках волн образов жизненных историй, моих и окружающих миров. Вдруг сцена медленно исчезла, плавно переносясь в иные края времени.
Самочка, подтверждая свое имя, появилась передо мной. Неоднократно слыханная нотка успокоительного эффекта ее появления незаметно успокаивает души, забывших о себе, своящих в будничной жизни. Ветер глубины времени несет сюда эти величественные зарисовки недомерков. Они рождаются на этом холсте веками, сохраняя в себе силы прошлого, настоящего и будущего. Присутствие каждой фигурки открывает излучение и сопровождающий его голос, спокойный и густой. Мой разум, пропадающий под действием наблюдаемых картин, на мгновение заметно обостряется, а на появляющихся губах, в открытых клинках глаз, словно обострившись от большинства мыслей, прерывается поток времени.
Вскоре передо мной встала девушка-медик. Пышные волосы темного оттенка, окрашенные словно густым музыкальным звуком, были аккуратно собраны в туго завязанную косу, которая своим видом напоминала построение и былость прошлого века. Худощавое тело, словно солнечный луч, подчеркивало искреннее и нежное восприятие жизни. Густые и добрые глаза, сияющие в иное время были наполнены таинственным вдохновением и надеждой старых сказок. Тихий и нерешительный голос раздавался издалека, словно он прилетел сюда из другой галактики, и теперь он лежал перед ним, перед осторожным наблюдением.
Каждый сон обретает свои черты, свои контуры и линии. Картина доповнена присутствием персонажей, отражающих нужды и стремления прошлых времен и призывающих принять их в свои волосы и в глаза, словно они становились стрелками будильника, которые нас вовремя бросают в действие. В плачущем небе поразил меня изящный баланс между движением и спокойствием, мечтами и реальностью. Каждая роль на моем полотне была тщательно продуманной, благоустроенной, соблюдающей собственные потребности и страсти, чтобы они успешно и красиво переплетались в паутину жизни.
Очертания девушки-медика, стоявшей передо мной, таяли в утреннем жарком солнце, и я понимал, что вся сцена замриет, как прах на ветру. Но там, далеко в глубины времени, я найду ее, будто бы забытую идею, и проникну в суть ее присутствия. А некоторые вопросы, сложные и тяжелые, будут подняты на поверхность, будто извещены сотнями колокольчиков, и я буду приглашен разрешить эти сомнения в сознании, не выполнить поставленную передо мной задачу, но, напротив, снова обратиться к тому маленькому миру, в котором я обнаружил неразрешимые проблемы и неудачи своей жизни.
Словно проливая тяжелую ветеринерную книгу, я оказался перед сущностью вопроса, то есть сон. Мне было понятно: роль этих множества маленьких светящихся точек, тихих поэтов моей жизни, в том, чтобы отразить свет в мое временное я было ее поведением. Путь, таким образом, полностью зафиксирован: я должен вернуться к первоначальной сущности этой точки зрения, ведь только таким образом смогу увидеть его полное и, возможно, вдохновиться к его полной реализации. Возможно, однажды я найду смысл в осознании того, какой известная точка зрения — это огромный изворотливый круг.