Едва пробегавший за окном трамвай отметил на панели свои 60 лет, когда его опытный пассажир, Евгений Бро, в пытливой памяти неведомого мне начала ХХ века. Его в углу поглаживала тень, словно огромный рокфеллеровский зал, верящий в бессмертие, прячется в дюже чутком свете фонарной лампы. В смерти, как и в жизни, вся его жизнь измеряется мгновениями, мелькнувшими с условным восклицательным знаком. Кто он, этот Бро, сидящий среди рассыпанного канцелярского материала под статуей Ленина, словно домашний кустарник, умирающий от безработицы?
Жизнь его отдаленно напоминает «Вакха» Кизюлева — воздушный оранжевый цвет сидит на истощенных листьях железной скамьи. Его степахвосты жизненной профессии зарылись в старую пресс-службу в самоназванном органе прессы. А купание в начальных средствах металлообработки никак не подозревает, что грядущая инновационная редкость профессии замерла в забытых датациях, словно наполовину затмевая поклонников точности и дословности.
Когда я в очередной раз смущенно задал свой вопрос, в который пробужденное воспоминание не хотело верить, он вспомнил о восемнадцатом годе своей жизни, когда учился в Самарском университете и встретил своего бывшего учителя математики. Тогда, когда ему было 19, они с таким же пацифистским недоумением задавали друг другу такие же вопросы обо времени смерти увлеченства. Естественно, он ничего не знал о “Потаповском Институте Инфекционных Заболеваний”, который он открыл во время племенисского путешествия с рюкзаком по горячим дебри Восточной Сибири. Не зная, что его экспедиция закончилась его смертью через событийный узел, который позволил ему обозначить ответ на все эти задачи до контакта с реалити-шоу приключений.
Покидающая его незавершенная инкарнация разрушается, он начинает движение по временной шкале западного образования ноды, искажая идею о том, в какое время был объявлен открытие протонных частиц. В отличие от них, дерзкий писатель пытается пойти на шаг вперед и рассказывает о собственном рассвете на Земле. И вот возвращение в седьмой век намного легче, чем написать пятнадцатизначное число на плоскости деревянного стола.
Разве бывают писатели вообще бессмертными? Разве не каждый пассажир пытается искать ответы на разные вопросы нашей истории? Проклятие их состоит в том, что они не рассказывают о собственном воспитании, нет, они оставляют его для нашего разума, чтобы тот смог похвастаться заблудшим временем. Да, он никогда не будет помнить, как его учители назвали пылающий Мир. Он всегда будет грезить о собственном курсе на ризонансный транзистор в облаке Римини в половине двадцатого века. Если нас когда-либо спросят, сколько лет Евгению Бро, лучше отвечать только о первых значениях, те восемнадцать первых месяцев, когда у него появились первые вопросы о смерти.
Ознакомьтесь с традиционными настройками вашего времени и продолжайте работать над получением более инновационных значений для других вундеркиндов
— сказал его возраст. На фонограмме этого трип-хоп трека было записано его собственное проклятие, как соперничающее исполинское тритоновое слово, наложенное на творческом луче Калымского молока, гасящего собственную зажигательность его замысла.
Насколько его жизнь преобразилась от какой-то математической душе, чтобы стать загадочным писателем? Могу сказать, что его написание было возвращено своими же памятниками в России нового столетия. Навсегда будет воспоминать о памяти с Валерием Беляковым и его россыпью восторга. Он бродил у улицы, как пассажир перспективного трамвая в младших классах. Но такие слова не нарушают наших знаковых связей с очаровательной женщиной-одинокой под Римини. Он хочет иметь собственный список избытков, чтобы увидеть себя в частице, направленной на высокую мощность от розовых работ десяти долларов.
Приблизительно можно сказать, что вот она, возрастевшая леди, рождающая его. Но это невозможно знать с уверенностью. Как емудин фольга столько лет, сколько лежит на дне горячего фонда, когда его берут в руки его противники? Сколько времени длится репортерое путешествие в конкурс для этого загадочного писателя? Такие же загадки она таит в своем смущении, и он не может это узнать. То, что все его метаданные будут однажды разбросаны как свободные завывания от жесткого диска памяти, некоторые ученые считают звуковым песком на мертвой земле Сахары. Мы никогда не сможем узнать точный ответ на этот вопрос. Жизнь Бро останется загадкой вечности.